Памяти воздушной гимнастки

   Под куполом цирка
   в пределах дуги,
   где лонжи, как циркуль,
   мной чертят круги,
   лечу в перехлёсте
   огней цирковых
   небесною гостьей
   в обитель живых.
   Знакомо до дрожи
   сияние дня.
   Напарник надёжный
   страхует меня.
   Мы платим по счёту
   богам до конца,
   за тягу к полёту
   сжигая сердца.
   Мой парень отважен,
   подстрижен под ноль,
   В глазах его та же
   смертельная боль.
   Мой номер смертельный!?
   Так вынь и положь
   мой крестик нательный -
   янтарную брошь.
   В ней толика солнца,
   крупица луны.
   Нанизаны кольца
   греха и вины.
   И нам не сидится
   на грешной земле,
   и мы, словно птицы,
   растаем во мгле.
   Мы платим по счёту,
   ввысь рвёмся опять.
   Такая работа -
   творя, умирать.

                      *  *  *
Нет ни Резниченко, ни Прокошина...
Отчего ж так перспектива перекошена,
словно в сердцевине нет ядра,
словно  жизнь моя совсем изношена,
иль под чей-то нож беспечно брошена,
и подходит к финишу игра?

У меня ещё достанет мужества
оценить талант ребят недюжинный,
хоть при жизни – были на ножах.
Видно, предначертано содружество
для поэтов, рифмами загруженных,
где-то на астральных этажах.

У меня ещё достанет храбрости
плюнуть в рожу надвигающейся старости,
заодно – патерналистам всех мастей...
Только не хватает самой малости –
подавить приливы острой жалости,
вас бросая без хороших новостей.

Небо словно пеплом запорошено.
Для меня закат – почти с горошину.
Космос манит неизведанностью снов.
Нет ни Резниченко, ни Прокошина...
Все мы в ситуации «заброшенности»
улетаем, отрываясь от  основ.

        СМУТА ЦАРИТ НА РУСИ

Смута царит на Руси, подрывая основы
существования, и хочется плакать от боли.
В этом вертепе для каждого выбраны роли.
Минин с Пожарским встают – непреклонны, суровы.
Гришка Отрепьев играет в Кремле в подкидного
или с поляками квасит на шумном застолье.

Мнишек Марине своя уготовлена ниша.
Бабы – они закулисье мужицких амбиций:
будь ты плебей или даже известный патриций.
Стимул первейший, согласно учению Ницше,  –
это любовь. Обозначена, видимо, свыше
женская роль всех народов, времён и традиций.

Нелегитимность  царя – как истоки конфликта
гнева народа с коварством беспомощной власти.
Мор наступает, а также другие напасти,
но пробуждаются в недрах народных реликты,
сгустки энергий, презрев человечьи инстинкты
самосохранности,  пассионариев касты.

И ополчение первое – это предтеча
славных побед, где Пожарский и Минин – герои.
А Ляпунов был победы не меньше достоин,
но был своими зарублен, заманен на сечу.
Помня о нём,  мы зажжём поминальные свечи,
чарки наполним июльскою душной жарою.

«За ляпуновых,  отмеченных в предков Завете!»
Тост прозвучит наш за тех, кто старался во благо
родины, утром собравшись под прадедов флагом,
не сомневаясь, уйдя с ополченьем в бессмертье –
тех, кто в Завет не попал,  но за всё был в ответе,
канул в забвенье, но родину спас от варягов.