Художник (Под крышами Парижа)

Я мог бы стать обычным бюрократом,
Великим полководцем, нуворишем,
Ползучим гадом, гением крылатым,
Тем, про кого вовеки не напишут,
Но предпочел безумцем быть проклятым
Под крышами беспечного Парижа.

Я мог бы жить, пожалуй, где угодно,
Но на меня дождем ночами брызжет,
Зияют дыры в шляпе благородной,
И верно, то глумится чернокнижник,
Испытывая силами природы
Под крышами жестокого Парижа.

Уйти бы мне - но некуда деваться,
И dance macabre все явственней, все ближе,
Здесь все кружатся в бесконечном танце,
А третьеактный выстрел еле слышен.
К чему грустить, ведь лучше наслаждаться
Под крышами веселого Парижа!

Весь город почернеет в час прощальный
От фраков и пальто, вуалей, брыжей,
И ангел будет голосом хрустальным
Звенеть над Сакре-Кёр, а чуть пониже
Присяду я, неловко и печально,
Под крышами скорбящего Парижа

И вспомню все, чем мог, наверно, стать я,
Когда бы голос, никому не слышный,
Меня, как лодку, не привел некстати
К причалу города, что, как пучина, дышет,
И так навек оставил на канате
Под крышами великого Парижа.

сентябрь 2008 г.

Синтра. Пейзаж в тонах Веласкеса

Ранним утром уставшее за ночь от слез, постаревшее небище
Выдыхает, осипнув вконец, клочья белых туманов
На дома и долины когда-то любимого папского детища,
Что тревожило яростно древний покой океанов.

В этот час в воскресенье газетчик стоит на углу мокрой улицы,
Совершая, ссутулившись, таинство медиамессы, -
Но его горожане по-прежнему спят и не интересуются,
Что предскажет им новый пророк от печатного пресса.

Беззаботно фонарь зацепился крюком за кирпичное здание
И качается мерно над камнем булыжным. А ветры
Зимний призрачный холод несут в городок на краю мироздания,
На холмы старой Синтры. И в проблесках тусклых рассвета

Одинокий фонтан, переполненный неба рябым отражением,
Что ручьями сбегает по тверди его кринолина,
Тихо плачет, смущенный впервые замеченным жизни течением,
И восторженно смотрит поверх черепичной равнины...

03-07 октября 2006 г.  

                      Кармартен

Здесь две гостиницы, одна против другой.
Внизу – дорога. Из моей уборной –
Вид в чей-то номер. Я задергиваю шторы,
Сюда входя. Не шутка ли? С тоской

Валлийские нависли небеса
Над колыбелью Мерлина. Бедняга,
Любовью околдован, где-то спит.
В Кармартене спит пьяница над флягой.

В амфитеатре римском, что зарос
Густой травой, в углу арены дальнем, -
Труп кресла, неприкрытый, под дождем
И, словно мощи, вечный. Как печально

Здесь зеленеют сонные поля,
Овеяны воскресною прохладой!
В «Лосе с фазаном» нынче был пожар,
И кто-то разражается тирадой

На неизвестном кельтском языке.
Визжит сирена; где-то громко плачут.
Я вижу: на лугу жует траву
Худая и стареющая кляча.

Я думаю: как время здесь течет?
Наверное, сейчас оно застыло, -
На миг, случайно, - чтоб увидеть мне
В унылом «есть» чарующее «было»?

А если так течет оно всегда,
И сам Кармартен кем-то околдован?
Что, если Мерлин с флягой здесь грустит,
Навечно в старом пабе замурован?

Так я шагаю улицей седой,
И сквозь столетий мелкие морщины
Здесь проступают странные черты
Доселе не известной мне общины,

Что сотни раз себя пережила.
Вот клячу на лугу седлает рыцарь,
А гладиатор свой закончил бой,
Чтоб к этой жизни креслом возвратиться...

Июнь 2007 г.