После ссоры: два варианта
В нашу спальню,
Всю ночь не смыкавшую глаз,
льется солнце,
Рождение дня возвещая.
Я с тобою
Счастливой бы стать не смогла…
всё прекрасно:
Я в среду зайду за вещами.
Чьи-то дети
Рогаткой окно разобьют;
засмеются
Осколки над брошенной спальней;
это наши
Прозрачные «жду» и «люблю»,
это счастье,
Убитое голоса сталью.
P.S. А теперь ещё раз, но только нечётные строки.
О тех, кто делает нас лучше
ты все города без труда открывал до меня,
когда я ещё не изведала вкус путешествий
и лучше, чем гладить домашнюю кошку по шерсти,
была убеждённость – ни капли не надо менять.
но вот я уже за маршрутом рисую маршрут:
то вслед за тобой – в города, где таится твой призрак,
то прочь от тебя – в ожидании главного приза
(самой от себя) за способность открыть парашют.
и я-то тебя ну совсем не хочу отыскать,
мне дорого прошлое, лучшее прошлое в жизни –
прижать бы к груди и до самого гроба кружить с ним...
и в этом-то самая жалкая, может, тоска.
теперь только в мыслях с тобой о насущном делюсь:
– Со мной повзрослевшей тебе бы дружить захотелось?
и прошлое "ты" с настоящим, придя в чёрно-белость,
меняет на минус мой каждый достигнутый плюс.
В гавани
"Ничего,
если пока
тебя вместо шика парижских платьев
одену в дым табака."
В.В. Маяковский
Дым табачный нынче дорог,
значит, роскошь – не иначе, -
что оборок пышный ворох
не вмещает женский шкафчик.
Оттого привычна гавань,
где флоты многоэтажек
хором: "Это ли не славно ль,
что так мило быт налажен?!"
И родное судно, прочно
закрепив за почву якорь,
вторит скрипом: "Точно-точно!
Твой удел. Сиди не крякай..."
И покорно в тусклых трюмах
плачут юнги в жажде странствий,
хнычут коки на кастрюлях –
всё в мечтах о капитанстве.
Так неслышно день проходит –
то стирая, то утюжа;
вот уже на чистый бортик
детвору зовут на ужин;
а когда морскою пеной
добредают до кроватей –
что им шлюзы, перемены,
что им шик парижских платьев?
Крепкий сон печали вымчит,
завтра вновь – одно и то же,
просто дым табачный нынче
одиночества дороже.
| 
