***

Докуришь сигарету. Бросишь в банку
окурок Winstona. Задумаешься, и
пойдёшь, измученный столиками да пьянками,
к черёмухе прощения просить
за то, что жил да был на свете белом
(под стать её наряду в аккурат)
то перегруженным работой, то бездельником
вдали от сердца - в шумных городах.
А сердце билось здесь - у этой майской,
смотрящей в небеса не щуря глаз,
задумчивой и нежной по-славянски
невесте чьей - то, выбравшей не ЗАГС,
а глухомань для бракосочетания...
Придёшь, слезами землю окропя,
за полумёртвой маской ощущая
живого, настоящего себя.
Качнётся мир в башке пустым вагоном
ночного поезда "Санкт - Петербург - Тагил"...

Рыдай, дурак, над тем, что был покорным
и, глядя в небо,
землю пропустил.

Плачь по провинциальному городу

     Зимний день – прозрачный, как хрусталь в той стране, где плачут о весне. Белый снег декабрь рассыпал щедрыми горстями по земле. Отражаясь блёстками в глазах, оставался с нами жить – белей, чем кусочки ваты на ветвях ясеней, берёз и тополей чистый снег.
     Звенела тишина над провинциальным городком. Ряд пятиэтажек, сквер, стена – изуродованный граффити бетон. Здесь нечасто смотрят на часы, создавая семьи и круша то уставы жизни, то носы. День за днём проходят неспеша эту школу – едкую, как дым сигареты местного «эн-эн». Только снег становится седым, приближаясь медленно к весне… Может быть, ты здесь уже бывал: до того всё кажется знакомым! – и теперь в декабрьский туман прогуляться вышел к гастроному.
     Не уйти отсюда никуда жителям домов в пять этажей… Белые разводы, как нагар, оседают памятью в душе.

***

Вот так слагаются стихи -  
из веток ясеня и облака;
тетрадный лист, 2 -3 строки
о том, что в бестолку, без толка.
Сюда вместился бы роман,
но ограничен лист тетрадный,
и  потому придёт зима
очистить строки снегопадом,
который с раннею весной
сгорит под лампочкой в пол неба.

…Вот так и мы уйдём домой:
положат в ящик – и как не было!