ОНИ ГОВОРЯТ

Они говорят, нужно следовать вдаль
К глобальному миру в национализме.
Они убирают составы, суда,
Выносят вердикты на суд эгоизма.
Толкают к смирению, бунту, борьбе,
Уводят народы в тотальное гетто.
Они призывают не верить себе,
А верить тому, что напишут газеты.
Они говорят, мы им что-то должны,
Хотя отродясь мы кредитов не брали.
Возможно, они все вооружены,
Иначе, к чему бы их все так боялись.
Они говорят, в чёрно белом кино
Нет места для реплик и утренних радуг,
За каждым их словом проходит пинок,
И все, как собачки, им искренне рады.
Они сподвигают стремиться к мечте,
Площадка на виды у них смотровая,
[С которой они положили на тех,
Кого они в мир без войны призывают].
Они говорят, нужно выйти и жечь -
Участвовать в распределении судеб.
Позволено им и кормить нас и сечь,
Но кто они, господи, кто эти люди?
Без доли сомнения, наперебой,
Из синих каёмок на грушевых блюдцах,
Они говорят. И пока мы с тобой
Их слушаться будем – они не заткнутся.

СИМФЕРОПОЛЬ

Бежит, бежит, бежит, бежит, бежит по венам свет,
Растерянные стойки разгоняя до галопа.
Приходят на перроны поезда с других планет.
Ну, здравствуй, дорогой мой близкий духом Симферополь.

В тебе тончайшим кружевом сплетаются пути,
Приезжих и оседлых на кармических воротах,
Людей, всё помышляющих дорогу сократить,
И сталкивающихся лбами в тёмных поворотах.

Движение, движение, движение онлайн -
В себя вмещает город скорость тысячи вокзалов.
Бегут, бегут крымчане и туристы по делам,
Которых, между прочим, за жизнь накопилось валом.

Сомнения тут изначально лишни, господа:
Напёрсточники транспортом орудуют умело.
Везут, везут, везут, везут маршрутки в города
Ленивых, а на тур-стоянки в горы самых смелых.

Ты можешь не иметь в карманах множества рублей,
Качать в Сибири нефть, в Луганске собирать роллеты,
Но Симферополь точно знает, чем тебя развлечь,
И Симферополь знает, что ты делал прошлым летом.

Течёт, течёт, течёт по бурным магистралям жизнь,
Причудливыми знаками прокладывая тропы.
По-барски разрядившийся к сезону в витражи,
Ну, здравствуй, дорогой мой, близкий сердцу Симферополь.

МАНЕКЕН

Больше нет ни любви, ни стремлений к пожертвованьям.
Я живу для себя, я теперь абсолютно ничья.
И никто не посмеет нарушить душевный покой,
И никто не поставит барьер между мной и собой.

И прошла уже тысяча лет, и не вспомнит никто,
Как сгорала колдунья в любви от макушки до стоп,
Как клялась инквизитору в преданности до времён,
И как в хижину к ней постучали, и это был он.

Больше нет ни любви, ни того, чем дышала, жила.
У столба догорает разлитая в брызги смола.
Только небо запомнило боли отчаянной нить:
Он не то, что не стал на защиту - он был среди них!

Больше нет в ней любви, только мести холодный расчёт.
Ежедневные поиски жертвы ещё и ещё.
Красота и предательство в сердце отлились в одно:
Что стояло за ликами жертв, ей теперь всё равно.

Больше нет ничего, на крови отпечатан контракт.
Это высшая степень искусства немая игра:
Изымание чувств из смазливых  недавних детей,
И сгорают невинные души в геенне страстей.

Ночью демоны света красавцев живых потрошат,
И за доли секунды из них вылетает душа,
И чулан колдовской превращается в кукольный склад.
Очень скоро в пространстве остались одни чучела.

Больше нет ничего. Манекены бездушны, пусты.
Их совсем не тревожат приличия, совесть и стыд.
Запускает она механизм обездушиванья,
Заполняются звенья, и каждая жертва ничья.

Бесы в них не живут,- в них сплошная царит пустота,
Ни один из них старым не сможет воистину стать,
Жизни их на земле обрываются в двадцать семь лет,
На афишах и в душах живых оставляя свой след.

Сколько их – миллионы, плюс-минус пять тысяч пятьсот?
Красивей с каждым днём манекена колдуньи лицо.
Только эхо транслирует в небо безудержный смех,
Каждый будет один, под покровами собственных стрех.

И колдунья никак не уймётся века и века,
За улыбками скрыт кровожадный звериный оскал.
Если ты молодой и красивый - судьба твоя тлен:
На тебя уже гончих направил её манекен.