Борис Кутенков
г. Москва, Россия
***
Екатерине Перченковой
Человек погибает, зажатый тисками поэта;
от него остаются две порции здешнего света,
здешних записей файлы и здешнего мира поступки,
и судьба как судьба – по ранжиру, шеренге, по струнке.
Человек, погибая, даёт направленье теченью,
обретая в награду неведомый голос пещерный,
звук тончайшей струны, пластилиновой флейты упорной,
где – не чижик с фонтанки, но – в клетке проросшие зёрна
сквозь железные прутья; но – блюдо с водой сквозь безводье;
сквозь безлюдье – мелодия неба в плохом переводе.
Звук сбивается с такта, в слова попадает некстати,
и погибшая птица встревает: come on, everybody,
go home, беглянка, - но флейта уже за кордоном;
человек, погибая, даёт отсеченье закону,
пластилину – полёт, звук вступает в обратную силу,
чисто-чисто поёт, презелёный кружит синий-синий.
Только видно, как в небе сдувается шар белый-белый,
убыстряя разрыв между музыкой, словом и делом.
А другой остаётся – тоской по железному дому,
нарушая покой, запрещая судить по-земному.
.
***
У меня мукомолка - под левым ребром,
муравейник - за правым плечом,
а под левой лопаткой - невидимый дом:
заходи, не стучись ни о ком.
Если сложится всё, и не дрогнет рука,
будет сито полно до краёв, -
ты услышишь, как мелется крупно мука
из моих дураков-муравьёв.
Долго лопасти в свете поют просяном,
с пылу с жару - печаль, а над мельницей - дым, -
об ушедших, овеянных долгим трудом,
о пыльце по плечам трудовым.
Перемолотый свет, костяное ребро;
- не тужи, - шелестят жернова, -
семь хлебов, а кутить вам теперь вшестером, -
и седеет моя голова.
Всякий знай свой шесток, муравьиный приют,
а над мельницей - дым, а за мельницей - дом;
как уходит шестой, так и эти уйдут.
Нам теперь пировать впятером.
Сложим бережно песни в десяток корзин,
шире шаг - от нахлебников прочь.
... У меня этой ночью рождается сын.
Долго длится рабочая ночь.
.
***
приходи устать от меня вдвоём,
поиграть с погасшим вчерашним днём.
разожги обычный, не мировой,
или просто постой за моим плечом.
я опять последний в огне, в окне,
непонятен всем, а себе – вдвойне.
пью расколотый свет ледяной десной,
говорю не о том. о том.
по одну – умирают мои слова,
по другую – немеют мои дела.
в центре – всех пугает моя стена,
только чудом не снесена.
совпади со мной, проруби окно,
проруби окно – прорасти крыла.
видишь, сдуру солнечная гора
всю прихожую обняла?..
говоришь – проглотила – сожгла дотла,
говорю – прорастила – и умерла.
мне с какого-то времени всё равно.
вот такие мои дела.
всё равно, о ком, только в сердце ком.
а не веришь – войди и замёрзни в нём.
новый день кончается. год идёт.
застывает в окне моём.
|