Анасатасия «Семиаза» Салмина
Украина, Киев
Весна не настала
Весна не настала. В упрек ожиданиям нашим
Она задувается снежным декабрьским мартом.
Заплёванным ею лицом графомана со стажем
Смотрю в наши судьбы, описанные стандартно.
Пока пьется водка из лабораторной мензурки,
Душа еще может входить в состояние птицы.
Задумчивым бледным лицом хироманта-придурка
Смотрю на рисунок дорог на ладони столицы.
Весна не настала. А вместо неё пришла осень,
Чтоб позже смениться зимой целестиново-белой...
Печальным лицом той Юноны (уже без Авося)
Смотрю на пейзаж, затушеванный ветром и мелом,
Игрушечный мир за стеклом заоконной витрины,
Квадратики домиков и заводные машинки...
Лицом капитана той желтой, как свет, субмарины,
Смотрю, как Земля улетает навстречу снежинкам.
Розы на могиле
От реки былой остается старица,
От былой мечты - звуки Лакримозы.
Все потом уйдут, и тогда останется
Только тот, кто положит в могилку розы.
Режут крылья, но оставляют лестницу,
Как сердечный камень - на шею грузом,
Здесь живут психозы, шалят и бесятся,
И, проспаться чтоб, забегает муза.
Ляжет спать в субботу - проснется в пятницу,
"На работу" чтоб убежать к поэтам.
Но чего боимся - к тому и тянемся,
К грешным музам тем, что не чтят обетов.
И бегу я к ней по замерзшей Ладоге,
От блокады сонной житейской прозы...
Как бы ни было там, я нашла того,
Кто положит мне на могилку розы.
Муха на стене
Я так же четко вижу суть вещей,
Как муху, что сейчас убью газетой.
Друзья мне говорят, что я "с приветом",
А я не парюсь, знаете, вообще.
Ведь не сожгут за это на костре
И во вселенском чате не забанят.
А что страдать? Ведь "всё идет по плану",
Как кто-то пьяно воет во дворе.
Да, раньше на ночь сам Мишель Монтень
Читал мне сказки голосом Сушкова.
Теперь же ртом - почти беззубым - совесть
Все просит реже пить, чем каждый день...
Не предрассудок, знаете, совсем,
Что, коль геолог, значит - алкоголик.
Без этого, увы, не выжить в поле
В любой температурной полосе.
Пешком пускай я не один кружок
По скалам и потокам намотала,
Но тычет мне в лицо гуманитарий
Своим лощёным пальчиком и ржет,
"Смотрите - говорит - какая тварь
Господняя! Да и еще поэтом
Себя назвала! Да тебя за это...
А, впрочем, ну тебя. Уйди и не кумарь."
И я уйду. В болото и леса,
Где в волосах моих живут синицы,
Где мне опять захочется напиться,
Но больше не захочется писать.
Где выбит целый мир из колеи,
Горит воспоминаний кинолента
(Та, где сказали "Крылья - рудименты!"
И, как аппендикс, вырезали их)...
И больше мне не вышибут слезу
Те призраки из юности и детства.
И вы - простите мне попытку бегства,
Когда под дверь я снова приползу.
....
Друзья мне говорят, что я с приветом,
А я не парюсь, знаете, вообще.
Я так же четко вижу суть вещей,
Как муху, что сейчас убью газетой.
А впрочем, пусть живет.
|