Елена Боришполец
Одесса, Украина

Долг

Город вынимает меня мокрую из земли,
Расшнуровывает детскую грудь, как спортивную грушу.
Город, город, ты три кожи моих сдери,
И три воли моих сотри,
Все не моего ума дело: любить, моего ума дело: слушать,
Как дни плывут на единственном в мире плоту,
Связанном старой девой, на новых спицах,
Чтобы пугать одинокую темноту,
Тело держать в поту,
Чтобы умом не маяться, а глупостям не присниться.
Украшай причалы белыми перьями голубей,
Как голову зимней елки, отрубленную на праздник,
Как телесные ткани клоунов и врачей,
Спуск к берегу ничей,
Он дикий, заросший и как мы с тобой, – безотказный.    
Когда от Пророка будет двенадцатое письмо,
Расступится белое море, вскричат цветные медузы,
Распорется брюхо песочное,
А на второе дно,
Лягут твои соловьи, их голоса и спаянные союзы.
Когда за нас не скажут единственный Отче Наш,
Мы проклянем все гавани, всех капитанов на корабле.
Обещай, что ты и тогда меня не продашь,
А возвратишь,
Как прощенный долг, теплой живой земле.

.

Синай 33

.
Говори: я стар, я устал.
Все открытки пахнут Синаем
На тридцать третье лето.
Мне не нужно в горы,
Мне нужно немного скал:
Эквадорского Спящего льва*,
Парус** и Три брата*** на человека.

Говори: все дни – водоем,
Захлебнувшийся в жажде,
Посыпавший пеплом пальцы.
Больше, – левые,
Дольше, чем мы живем
И выходим в крепкие постояльцы.

Говори: бесценное тяжело,
У него плачет угол
В иконах мерных,
Через порог впадает последний щит,
Ростом не повезло,
Насмерть не повезло,
Доски вторые, могут не видеть первых.

Думай: свет собирает хлеб,
Водит поспать тебя в тень,
С солнечного утра.
Он распадается в черные поры
И не дает ответ,
Он, в этот год, отвечает
За горы, если нужна гора.

* Скала Kicker в Эквадоре, другое название спящий лев
** Памятник природы в Краснодарском крае
*** Группа из трех выступающих из воды столбообразных скал, расположенных на входе в Авачинскую бухту на Камчатке

Необратимость

Глухая Полина жила на два интерната,
На два стоматолога и милых милиционера.
Она была нагло богата –
Фантазиями и вырезками из журналов.

Друзья называли ее уставший Фунтик,
Враги называли жирный, вонючий Фунт.
Ей в горошек зеленый однажды принес кто-то зонтик,
Прозондировав необратимости грунт.

Грунт был теплым и ожидаемо вязким,
Зонтик в горошек в нем по уши утонул.
Резать пальцы ей приходилось удачно, но часто,
Резать вены она не умела совсем.

У нее было два главных дела:
Добывать еду и ходить в другой интернат.
Когда ходила, сильно потела,
Сильно хотела, принести туда летом
Красных-прекрасных гранат.

Спи, Фунтик, говорила ей добрая кошка,
Ты сотрешь глаза об свои голубые мечты,
Но не спала глухая Полина ночью,
Любила послушать, что говорят кошки и их коты.

А в понедельник горя не оберешься,
В блоках летят матрацы, как стаи серых гагар.
Липкая штука жизнь, и ты за нее дерешься,
Драка, надежней всего, когда не купить товар.

Улицы зеленеют, Полине теперь шестнадцать,
Лосины умеет штопать и кое-чего еще.
Давайте закроем уши, ей будут в них долго капать,
Лекарственные настойки полезные для нее.

И пара домашних тапочек, проснется в домашних тапочках,
И скажет, что мы – домашние, несите же нас в уют!
Не помнит рисунков Поличка,
Где мамочка ходит с папочкой
И травка растет, в которую, как в горный ручей плюют.

А что этот лысый дядя, что зонтик принес когда-то,
Делает в светлой комнате, того, кто себя родней?
Кричит уставший Фунтик на мужика и на брата,

Летят из кулька гранаты,
Багровых глухих кровей.